Portal of Illusion

Это пыль. Это просто пыль.
Ты пытаешься приучить себя к мысли, что если будешь через вечер выпивать по рюмке абсента (холодная вода, сахар, резкий тягуче-отталкивающий запах полыни), то привыкнешь, и эта привычка хоть как-то уравновесит твою жизнь, задав ей свой распорядок.

Ни черта. Не уравновешивает. Ты не привыкаешь, иногда просто забывая о навязанном самому себе обычае, иногда перебарщиваешь с дозой, и ничего на утро не помнишь.

Говорят, от абсента здорово сносит крышу. А еще – что он как наркотик.
Впрочем, последний пункт скорее радует, чем огорчает. У тебя-то есть наглядный пример того, что этот наркотик дарует больше опьяняющей свободы, чем забытья, даже если с тобой и происходит совершенно обратное – он, в конце концов, не пьянел. Никогда. То есть, совсем никогда.

Да, и такое, наверное, бывает. Было же.

Первое – абсент. Второе – ментоловые сигареты. Он был фанатом этих чертовых раскуренных жвачек. А тебя тошнило от одного только запаха – все-таки твоей чувствительности к запахам ни что не смогло перебить. Даже…

С ним ты об этом не говорил. Хотя эта тема ему, кажется, нравилась. Кажется даже, что она доставляла ему некое удовольствие. Собственно, чему ты удивляешься? Ты его прекрасно знаешь.

Этот чертов-чертов-чертов запах-вкус раскуренной тошнотворной жвачки. Ты с непривычки закашливаешься и почти беззлобно кроешь выученным за долгие годы матом и ментол, и абсент, и его.

Что в первую очередь? Смешно…

Ты не знаешь, как он тебя нашел. Но в тот момент стало ясно, что старик Дамблдор оказался – как всегда – прав, и стоило последовать его простму совету не покидать этого дома, даже если присутствие в нем и грозило неминуемым удушьем. Но совет был простым только на первый взгляд.

Он практически ничего не говорил. И ты привел его в дом. И…

И вы, к слову, никогда не целовались. Это было ваше чертово правило, установленное, принятое и сдерживаемое сугубо им, ибо дай тебе волю, ты бы не оставил эти тонкие бескровные губы без дела.

Впрочем, без дела они и так не оставались…

Ты опрокидываешь со стола рюмку с недопитым абсентом. У тебя, черт возьми, никогда не получалось пить эту гадость махом. Что угодно, но только не эту зеленую муть.

Как никогда не получалось до конца пить его.

А еще ты с унижающей позорной откровенностью кричал его имя, когда кончал. И он всегда зажимал тебе рот ладонью. Узкой белой ладонью, а тебе хотелось её прокусить. Кровь добавила бы ей цвета. Кровь оживила бы его.

И как у него получалось всегда держать свое тело под контролем?
Это, видимо, талант. Врожденный…

Бутылка вдребезги разбивается о стену, окрашивая её серую поверхность мутно-темным цветом.
Еще месяц, и ты, наверное, свихнешься в этом гребаном доме – с его круглосуточно поскрипывающими половицами, истерическим портретом любимой матушки, идиотскими головами домовых эльфов…

Стоило ли ради этого сбегать?
А ради чего – стоило?

Рюмка разбивается точно в сердце темного пятна на стене. Ты ухмыляешься.

Тебя там нет уже второй год, но это существование стонами-хрипами, этот жалкий кусок постоянно серого неба в зарешеченном оконце, это безнадежное отчаяние, осязаемое, которое можно потрогать руками, будет сниться тебе вечно.

Вечность – так коротка.
Тогда мгновение – бесконечно?

Хочется напиться до забытья. Но вместо этого ты вытаскиваешь из помятой пачки обычную магловскую сигарету. Маг-лов-скую. Именно.

И – он? Смешно?
Ничуть.

Если он находил в этой дряни что-то стоящее, то и ты найдешь. Но у тебя это совершенно другое… И дым – не в цвет, и улыбка – слишком нервна, и… и, конечно, пальцы, сжимающие фильтр, отнюдь не так тонки.

Пальцы…

О, черт…

Тебя убьют собственные воспоминания.
Нужно вырваться.
Нужно вырваться из этого проклятого дома.

Это пыль. Это просто пыль, а никакая не жизнь.